Неточные совпадения
— А — чего же не верить? Он
правду режет.
— Я ведь одному вам говорю, — начала опять Лиза. — Я себе одной говорю, да еще вам. Вам одному в целом мире. И вам охотнее, чем самой себе говорю. И вас совсем не стыжусь. Алеша, почему я вас совсем не стыжусь, совсем? Алеша,
правда ли, что жиды на Пасху детей крадут и
режут?
И, Боже мой! наш брат-степняк так правду-матку и
режет.
— Подойди и ты, Максим, я тебя к руке пожалую. Хлеб-соль ешь, а
правду режь! Так и напредки чини. Выдать ему три сорока соболей на шубу!
— Видишь ли, Никита Романыч, — продолжал он, — хорошо стоять за
правду, да один в поле не воевода. Что б ты сделал, кабы, примерно, сорок воров стали при тебе
резать безвинного?
— Это ты
правду режешь, Фома, благодарю.
— Какие разбойники!..
Правда, их держит в руках какой-то приходский священник села Кудинова, отец Еремей: без его благословенья они никого не тронут; а он, дай бог ему здоровье! стоит в том:
режь как хочешь поляков и русских изменников, а православных не тронь!.. Да что там такое? Посмотрите-ка, что это Мартьяш уставился?.. Глаз не спускает с ростовской дороги.
Правила науки обязывают докторов скрывать от вас
правду, но я по-военному
режу правду-матку: вы нездоровы!
— Приказчику — почтение! Что, брат, отслужил? Слышал я о твоих подвигах — ха-ха! Они, брат, любят, когда язык им пятки лижет, а не когда
правду режет…
В маленьком Закхее было нечто такое, что защищало его от всякого покушения сделать ему грубость: люди, приходившие с ним в соприкосновение, чувствовали, что его не достанешь, потому что они стоят на земле, между тем как он взлез на дерево, и это высокое, крепкое и сеннолиственное дерево есть беспристрастнейшая
правда, во имя которой он
режет всем без лицезрения: «это неблагородно, невеликодушно», и сам поднимается на ней все выше и выше, как гений на облаке.
— Как хочешь, племянник, — сказал старик, приставив к дереву свою трость и вынимая из кармана
резную табакерку из слоновой кости, — я не согласен с тобою: мне кажется, не сын походит на тебя, а дочь; а сын весь в матушку. Не
правда ли, Оленька?
— Не знаю, возвышает ли это душу, — перервал с улыбкою артиллерийской офицер, — но на всякой случай я уверен, что это поунизит гордость всемирных победителей и, что всего лучше, заставит русских ненавидеть французов еще более. Посмотрите, как народ примется их душить! Они, дескать, злодеи, сожгли матушку Москву! А
правда ли это или нет, какое нам до этого дело! Лишь только бы их
резали.
— Так-с, так-с. Доложу вам, по моему мнению… а я могу-таки, при случае, свое слово молвить; я три года в Дерпте выжил… все эти так называемые общие рассуждения, гипотезы там, системы… извините меня, я провинциал, правду-матку
режу прямо… никуда не годятся. Это все одно умствование — этим только людей морочат. Передавайте, господа, факты, и будет с вас.
Если бы теперь в ходу были пытки, то можно бы подумать, что этого человека душили, жгли,
резали и пилили на части, заставляя его оговаривать людей на все стороны, и что он под тяжкими муками говорил что попало, и
правду и неправду, — таковы его необъятнейшие воспоминания, вписанные им в свое уголовное дело, где человеческих имен кишит, как блох в собачьей шкуре.
Ему казалось, что перед испуганными очами вдруг прозревшей души коварно выставляли ее же падение, коварно мучили бедное, слабое сердце, толковали перед ней вкривь и вкось
правду, с умыслом поддерживали слепоту, где было нужно, хитро льстили неопытным наклонностям порывистого, смятенного сердца ее и мало-помалу
резали крылья у вольной, свободной души, неспособной, наконец, ни к восстанию, ни к свободному порыву в настоящую жизнь…
— Ой, курносенькая, не божись! Язык врет, а глаза правду-матку
режут. Не бери, курносенькая, на душу греха.
Правду говори!
«Напрасно я ее, бедняжку, обескуражил сегодня… — думает он. — Зачем я наговорил ей столько жалких слов? Она,
правда, глупенькая у меня, нецивилизованная, узенькая, но… ведь медаль имеет две стороны и audiatur et altera pars… [да будет выслушана и другая сторона… (лат.)] Быть может, тысячу раз правы те, которые говорят, что женское недомыслие зиждется на призвании женском… Призвана она, положим, мужа любить, детей родить и салат
резать, так на кой чёрт ей знания? Конечно!»
— Что же вы не едите, Варвара Васильевна? — спрашивает он. — Обиделись, стало быть? Тэк-с… Не нравится
правда. Ну, извините-с, такая у меня натура, не могу лицемерить… Всегда
режу правду-матку (вздох). Однако я замечаю, что присутствие мое неприятно. При мне не могут ни говорить, ни кушать… Что ж? Сказали бы мне, я бы ушел… Я и уйду.
— Давно я твоя няня, — с сердцем сказала старуха. — Оттого-то и
режу тебе в глаза правду-матку. Никто тебе не скажет того, что я скажу. Так и знай, а теперь слушай…
— Любезность! Нет уж оставьте, я не из любезных, люблю
правду матку
резать в глаза и за глаза.